Я еще не добрался до командного шатра, когда трубы пропели сбор, и войско стало выстраиваться в походную колонну. Мне даже пришло в голову, уж не собираемся ли мы оставить Холм и как можно скорее вернуться в город.

Когда я вошел в шатер, правитель надевал боевое облачение.

— Какие чувства ты испытываешь, зная, что тебе придется встретиться в бою с соплеменниками? — спросил он. — Подумай, возможно, ты сойдешься в смертном бою с воином, с которым вы вместе росли.

Его слова потрясли меня, хотя я постарался ничем этого не выдать. О моем намерении убить Теноча никто не знал, иначе правитель, ценивший меня как знатока звезд, просто не разрешил бы мне участвовать в битве. Но чего мне вовсе не хотелось, так это чтобы он усомнился в моей верности.

— Псы-ацтеки обратили меня в рабство, а потом собирались предложить для принесения в жертву. Я остался в живых лишь благодаря вмешательству Звездочета, ацтеком себя больше не считаю и никаких обязательств по отношению к этому племени не имею.

Наш разговор прервало появление командира воителей-Ягуаров Дымящегося Щита, под стражей доставившего в шатер военачальника, которому было поручено оберегать Холм. Тот потребовал объяснить, за что его арестовали.

— За измену! — воскликнул правитель.

Вельможа упал на колени.

— Изменник! Холм не подвергался серьезной угрозе. Ты специально отбыл на охоту, чтобы люди-псы могли притвориться, будто собираются атаковать, не опасаясь преследования.

— Повелитель, я…

— Предатель! Племя людей-псов подкупило тебя, и ты указал им на караван с обсидианом, направлявшийся в Толлан, который был куда более легкой мишенью, чем гора, и добычи сулил больше. Из-за тебя люди-псы заполучили достаточно обсидиана, чтобы вооружить тысячи воинов.

Стражники выволокли сотрясавшегося от рыданий военачальника из шатра. Я последовал за правителем и придворными. Начальник стражи объявил собравшимся воинам:

— Военачальник, оберегавший Холм, вступил в сговор с врагами Толлана.

Кара за это могла быть одна — смерть.

Когда начальник стражи взмахнул мечом, я отвел глаза.

47

Мы с правителем находились в шатре вдвоем. Воины снаружи ожидали приказа к выступлению. И правитель, и я были в полном боевом облачении, если не считать высокого головного убора из перьев, который он собирался надеть лишь перед самым началом битвы. Если нам вообще удастся навязать врагу битву. Для того чтобы сразиться с ацтеками, их требовалось сначала перехватить, что, по моему разумению, было не так-то просто сделать. Будучи кочевниками, люди-псы могли, если требовалось, не останавливаться дни и ночи напролет, обходясь без еды и отдыха, тогда как тольтеки нуждались в еженощном сне.

Правитель мерил шатер шагами. Я стоял смирно, не смея вымолвить ни слова. Наконец он остановился прямо передо мной.

— Ты знаешь их вождя Теноча. Он когда-то был и твоим вождем, и нашим пленником. Вижу я и твои сомнения: что-то с этой атакой не так. Как по-твоему, что именно?

— Мой повелитель… — глубоко вздохнул я. — Готов поверить всему, что слышал… кроме одного: люди-псы не подкупали военачальника, охранявшего Холм Ножей. Мои соплеменники так не действуют.

— Ваши вожди только берут взятки, но никому их не дают?

— Да. Кроме того, такая стратегия не имеет для ацтеков смысла. Слишком все это для них затейливо, а толку мало. На большом удалении от своих, не имея возможности получать ни припасы, ни подкрепление, им долго не продержаться. Такой риск совсем не в духе Теноча.

Правитель несколько раз кивнул.

— Думаешь, за всем этим стоит Теотиуакан?

— Мне кажется, после твоей победы у Теотиуакана просто не было времени, чтобы составить подобный заговор.

— Тогда кто может за этим стоять?

— Кто-то из Толлана, кто-то из твоей знати или сановников.

На лице правителя промелькнула усмешка.

— Вкупе со жрецами и верховным жрецом в первую очередь.

Он сам знал ответ, но хотел услышать подтверждение своим мыслям.

— Они считают, боги должны отвернуться от меня, — произнес правитель, — ибо я не отдаю в их руки достаточно пленников, чтобы ублажить кровью Тескатлипоку. А некоторые считают, что он обратил свой гнев на весь наш народ, и Тлалок не пошлет дождей… до тех пор, пока я у власти.

— Если Тлалок не посылает дождей, у него на то свои мотивы, — покачал головой я. — А те вельможи, которые строят заговоры, думают не о воле богов, а о богатстве и власти, что достанутся им после твоего свержения.

— Если я лишусь поддержки народа, их мотивы уже не будут иметь значения.

— Народ любит тебя, повелитель. Я могу это засвидетельствовать.

— Но народ любит еще и поесть, и боится голода. Пустые желудки заставляют людей прислушиваться к жрецам…

— Но ты мог бы приобрести маис у других правителей в обмен на обсидиан.

— А они вооружили бы этим обсидианом своих воинов, чтобы угрожать нам… Ладно, расскажи лучше про этого Теноча. Как он мыслит, как он воюет?

— Это дикий зверь. Но не безмозглый, не крокодил, атакующий все, что движется, и не змея, кусающая все, что окажется рядом. Нет, он подобен лесному коту… ягуару, способному затаиться во тьме и терпеливо выжидать в засаде, чтобы внезапно броситься на добычу. Таков Теноч, так он мыслит и действует.

Мне вспомнилось, как он держался в плену, не просил о пощаде и был готов драться до последнего вздоха. Воистину, как дикий зверь, хищник, не размышляющий, но повинующийся инстинкту.

— Он признает только одно: ломить вперед, — сказал я. — Не отступать, не сдаваться. Больше всего ему по душе внезапные атаки.

— Как он атакует? Как располагает свои силы?

— Как атакует…

И тут до меня дошло, что я ведь и вправду знаю, как сражается Теноч. Я не раз видел его нападения на другие племена или на селения тольтеков. Наверняка против нас будет использована та же тактика.

— Он нападает из укрытия. Из засады. Так у него принято. Он не завяжет бой открыто, лицом к лицу.

— Почему?

— Может быть, сейчас под его началом большие силы, но прежде ему доводилось воевать только маленькими отрядами. Он просто не знает, как управляться с многочисленным войском. — Я помедлил и, встретившись с правителем взглядом, уверенно повторил: — Он планирует напасть из засады.

48

Наконец у меня созрел план убийства Теноча. Разумеется, расскажи я об этом правителю, он бы пресек мою губительную самоуверенность категорическим запретом. И был бы прав.

Но я уже тысячу раз проклял себя за то, что передал Теночу нож, и сейчас просто не мог упустить возможность хоть как-то искупить свою вину, умертвив злодея. Не говоря уж о том, что, если он будет захвачен живым — а наши воины стремились захватывать пленников, — этот человек не преминет рассказать о моей роли в его освобождении.

Правитель, со своей стороны, принял решение преследовать врага, но выделил треть своих сил для обороны Холма, на тот случай, если ацтеки вернутся.

— Бойцам казненного военачальника доверия нет, — заявил правитель. — Воины моей стражи останутся здесь, не только чтобы отразить возможное нападение людей-псов, но и защитить драгоценный обсидиан от расхищения предателями.

На марше он выслал вперед разведчиков, дабы обнаружить возможную засаду.

Не принадлежа к командному составу, я во время марша не находился при его особе и, соответственно, имел возможность ускользнуть. Чем довольно скоро и воспользовался, фактически став дезертиром.

Оказавшись вне видимости кого-либо из воинов, я открыл заплечный мешок. Там должен был находиться походный рацион, однако я спрятал туда смену одежды и кое-какое, прикупленное специально для этого, снаряжение. Сняв тольтекское боевое облачение, я, насколько было возможно, постарался придать себе сходство с воином-ацтеком. Помимо одежды этому должны были послужить зеленые полосы, которыми я раскрасил лицо, руки и ноги. Теперь меня было не отличить от бойца племени людей-псов. Открыто разгуливать в таком виде с обсидиановым мечом я не мог, под одеждой его было не спрятать, так что мне пришлось засунуть оружие поглубже в кусты, чтобы не попалось никому на глаза. Боевой топор, не такой длинный, отправился в заплечный мешок, кинжал был упрятан в матерчатый пояс. Но и безоружный ацтек вызвал бы подозрения, поэтому я обломал толстый сук и превратил его в увесистую дубинку.